Однако ни у кого из его спутников, похоже, бессонницы не было, только у него одного. Лорана крепко спала, по детской привычке подсунув под щеку ладонь. Как странно она ведет себя последнее время, подумалось Гилтанасу. Но, с другой стороны, можно ли винить ее? Она всем пожертвовала ради того, что считала необходимым исполнить: доставить Око на Санкрист. И если до побега отец, пожалуй, еще мог принять ее назад в лоно семьи, то теперь она навеки стала изгоем…
Гилтанас вздохнул. А я сам, сказал он себе. Я же хотел, чтобы Око осталось в Квалин-Мори. Я считал, что отец прав… Ой ли?
Наверное, нет, коли уж и я здесь, решил Гилтанас. Во имя Богов! Похоже, он, точно Лорана, совсем запутался в ценностях. Начать с того, что его ненависть к Танису, которую он пестовал годами с полным сознанием собственной правоты — эта самая ненависть начинала слабеть, уступая место восхищению и даже привязанности! И точно так же таяла его неприязнь к другим расам. В самом деле: немногие эльфы были столь благородны, столь готовы к самопожертвованию, как Стурм Светлый Меч, а ведь он был человеком. И как ни малосимпатичен Гилтанасу был Рейстлин, эльф от души завидовал искусству молодого мага: у самого у него не хватало ни мужества, ни терпения, чтобы достичь подобных высот. И даже кендер, даже ворчливый старый гном ему нравились!
Но вот уж чего он от себя ни в коем случае не ожидал, так это того, что его угораздит влюбиться в девушку из племени Диковатых Эльфов…
— Ну вот, — вслух проговорил Гилтанас. — Вот я и сознался. Я люблю ее!
Но любовь ли это, немедленно спросил он себя. Может быть, простое влечение плоти?.. Это предположение вызвало у него улыбку. Достаточно было вспомнить чумазое лицо, невесть когда мытые волосы и те обноски, в которые одевалась Сильвара. Похоже, сказал себе Гилтанас, мое духовное око оказалось прозорливей телесного…
Он посмотрел туда, где разложила свою постель Сильвара… и, к своему изумлению, увидел, что там было пусто. Гилтанас встревоженно оглядел лагерь. Они не зажигали костра: им приходилось опасаться не только погони — Терос что-то говорил о драконидах в лесу…
Вспомнив об этом, Гилтанас поспешно вскочил на ноги и отправился разыскивать Сильвару. Он старался ступать потише, надеясь избежать расспросов Стурма и Дерека, державших стражу. Внезапное подозрение окатило его холодом; он торопливо проверил, на месте ли Око Дракона. Нет, оно по-прежнему лежало там, куда его положила Сильвара. А рядом с ним покоился обломок Копья.
Гилтанас вздохнул с облегчением, и в это время его слуха коснулся плеск воды. Рыба? Ночная птица, охотящаяся над рекой? Не похоже… Молодой вельможа нашел глазами Дерека со Стурмом. Они врозь стояли на валунах, нависших над местом стоянки, и яростным шепотом спорили о чем-то. Эльф покинул лагерь и крадучись двинулся туда, откуда слышался негромкий плеск.
Он шел через лес, стараясь не произвести лишнего шороха. Впереди, между деревьями, временами поблескивала река. Потом эльф вышел к такому месту, где вода образовывала небольшую заводь среди скал. Здесь Гилтанас остановился, сердце в груди едва не застыло: он увидел Сильвару.
На фоне мчавшихся облаков едва вырисовывались вершины деревьев. Ночную тишину нарушало лишь журчание серебряной реки, струившейся между камней, и тот самый плеск, что привлек внимание Гилтанаса.
Сильвара купалась, не обращая внимания на стылый воздух. Ее одежда лежала на берегу, рядом с обтрепанным одеялом. При всем своем эльфийском зрении Гилтанас видел лишь ее плечи. Запрокинув голову, девушка мыла свои длинные волосы, струившиеся, как паутина, по поверхности воды. Молодой эльф смотрел и смотрел на нее, забывая дышать. Он знал, что ему следовало уйти, но, зачарованный, не мог сдвинуться с места.
И тут облака разошлись. Солинари, серебряная луна, была видна лишь наполовину, но ее лучи облили ночное небо холодным сиянием, Сильвара поднялась из воды. Капли воды серебрили ее кожу и волосы, сверкающими ручейками сбегали по телу, озаренному серебряным светом… Красота девушки вошла в сердце Гилтанаса, как отточенная стрела, — он ахнул.
Сильвара вздрогнула, в ужасе озираясь кругом, и дикая грация ее движений лишь подчеркнула ее прелесть, — Гилтанас хотел сказать что-нибудь, успокоить ее… но не находил слов.
Сильвара бегом бросилась из воды туда, где была сложена ее одежда. Но не затем, чтобы поспешно прикрыть наготу: нагнувшись, она схватила нож и вновь выпрямилась, готовая защищаться.
В лунном свете от Гилтанаса не укрылась дрожь ее тела, и он живо вспомнил косулю, которую когда-то загнал после долгой охоты. В ее глазах бился точно такой же страх, как тот, что полнил теперь лучистые очи Сильвары… Дикарка продолжала оглядываться. Несколько раз ее взгляд скользнул прямо по тому месту, где стоял Гилтанас, и юноша мимолетно спросил себя, — почему она меня не замечает? При ее-то эльфийском зрении…
Она внезапно повернулась, собираясь бежать от опасности, которую, не видя, все-таки чувствовала.
Гилтанас наконец обрел дар речи:
— Погоди, Сильвара! Постой! Не бойся. Это я, Гилтанас… — Он говорил тихо, спокойным голосом, так же, как с той несчастной косулей. — Зря ты ходишь одна; мало ли…
И Сильвара, изготовившаяся к прыжку, помедлила, стоя наполовину в лунных лучах, наполовину в спасительной тени. Гилтанас пошел к ней, как на охоте, продолжая негромко говорить, голосом и взглядом удерживая ее на месте:
— Поодиночке опасно… Разреши мне побыть здесь с тобой: я так и так собирался поговорить с тобой, Сильвара. Пожалуйста, не уходи, послушай меня. Мне очень нужно поговорить с тобой… И я тоже не хочу быть один. Не бросай меня, Сильвара. Меня и без того все бросили… Не уходи…
Говоря так, он шел к ней осторожным, медленным шагом. Когда же она пугливо отшатнулась назад, он присел на камень у края воды. Пруд разделял их, и Сильвара снова помедлила убегать, наблюдая за ним. Она и не пыталась одеться: ей, напуганной, было не до скромности. Она все еще держала нож наготове.
В душе Гилтанаса стыд боролся с восхищением. Любая эльфийка благородного воспитания давно уже валялась бы в обмороке. А ему с самого начала следовало бы отвести глаза, — но что поделать, если ее красота положительно околдовала его? Кровь в нем клокотала… Делая над собой усилие, он продолжал говорить, не зная толком, о чем. И лишь потом сообразил, что открывал ей сокровеннейшие тайники своего сердца.
— Скажи мне, Сильвара, что вообще я делаю здесь? Я так нужен отцу… Своему племени… А я здесь, вопреки всем правилам и законам. Мой народ — в изгнании. И вот я обнаруживаю единственное, что может его спасти — Око Дракона… и нате вам, тут же рискую жизнью, чтобы отнять Око у эльфов и вручить людям ради победы в войне, которую они ведут! А ведь это чужая война, не моя, не моего народа… — И Гилтанас наклонился к девушке, не спускавшей с него глаз. — Почему, Сильвара? Чего ради я навлек на себя такое бесчестье? Почему я поступил так со своим племенем?..
Он задержал дыхание: Сильвара оглянулась на спасительную темень лесов, потом вновь посмотрела на него… Сейчас убежит, с колотящимся сердцем решил Гилтанас. Но нет, Сильвара медленно опустила руку с ножом. И такая скорбь была в ее взгляде, что Гилтанас, запоздало смутившись, отвел глаза.
— Прости меня, Сильвара, — с трудом выговорил он. — Я совсем не хотел удручать тебя своими несчастьями. Я не понимаю, что мне следует делать. Я знаю только, что…
— …что должен сделать это, — закончила она вместо него.
Гилтанас вскинул глаза. Сильвара куталась в потрепанное одеяло. И это с новой силой раздуло снедавшее его пламя. Ее серебряные волосы, достигавшие бедер, переливались в лунных лучах, а драное одеяло лишь подчеркивало нежное серебро кожи…
Гилтанас медленно поднялся и пошел к ней по берегу. Она все еще держалась у самого края леса, и он чувствовал страх, свернувшийся в ней подобно тугой пружине. Нож, однако, она все-таки бросила.
— Сильвара, — сказал он. — То, что я сделал, идет вразрез со всеми законами и обычаями эльфов. Когда сестра поведала мне о задуманном ею похищении Ока, я ведь мог пойти прямо к отцу. Я мог поднять тревогу. Я даже мог сам унести Око…